Рифкат Шайфутдинович Багаутдинов (г.р. 1938) закончил факультет монументального искусства Ленинградского высшего художественно-промышленного училища им. В.И.Мухиной. 
Редкий случай: его дипломный проект (панно «Революция») был осуществлен в Ленинграде. Выполненный цветными цементами, он находится на торце здания на площади Стачек.
В Перми художник живет и работает с 1969 года. Участник выставок городских, областных, всесоюзных, республиканских, зарубежных ( в Польше – 1965; ГДР – 1966, 1967; Венгрии – 1965, 1968; Турции – 1967; Международной Парижской выставке молодых художников «Биенале-67»). 
Молодой автор оказался очень разносторонним художником: он выполнял монументальные росписи и мозаику, иллюстрировал книги, занимался станковой живописью, скульптурой, рельефом. 
И сегодня пермяки могут видеть одну из его замечательных монументальных работ – это рельеф «Космос» и скульптура «Парящий Икар» на центральном фасаде Дворца культуры им. Ю.А.Гагарина. 
Для известного в то время во всей стране Пермского книжного издательства Багаутдинов оформил более 20 книг. Среди них немало произведений пермских писателей. 
 Большой популярностью пользовались оформленные им повестей Л.И.Давыдычева «Жизнь Ивана Семенова» (1962, 1973), «Лелишна из третьего подъезда» (1969) и роман «Руки вверх ! или Враг № 1! (1970).
 За сборник «В.И.Ленин и Пермский край» (1970) на Всесоюзном конкурсе «Искусство книги» художник получил диплом второй степени.
Сборник «Товарищ песня», оформленный и
проиллюстрированный Багаутдиновым был удостоен Диплома
ЦК ВЛКСМ. На Х1 Всемирном фестивале молодежи и студентов в Гаване эту книгу-сувенир вручали всем участникам.
Автор привержен героической тематике во всех своих произведениях: и в монументальных, и в станковых.
Смысл жизни он видел в преобразовании жизни и созидании во имя будущего. 

Я родился 9 мая. Это было отчаянное послевоенное время. Был обычный рабочий день, т.е. он потом объявлен Днем Победы и всенародным праздником. Мужики как всегда пили. Женщины пытались добыть пропитание. Тогда в моде были жмыхи и комбикорм. Пермь раз в 25 раз меньше, кривилась окраинами и бараками. Там и прошло мое детство, около гарнизона Красные казармы. В логах стрельбище. Пацаны бегали туда в надежде найти настоящие патроны. Собирали в основном гильзы. Потом открыли разработку глины для кирпичного завода. Появились глубочайшие карьеры с абсолютно чистой водой. Карьеры засыпали всякими заводскими отходами. Образовалась городская, дымящаяся, сгорающей резиной, свалка. Но ее тоже закрыли. Мусор постепенно порос густой, в человеческий рост, травой, где мы прятались, устраивали засады, играя в войну. На другом краю оврага, где сейчас Южное кладбище, стоял дремучий лес. Пацаны все были задиристые, хулиганистые. Неисчерпаемый контингент тюрем. Судьба меня хранила. В младших классах я чаще всего стоял в углу. Потом исключали из пионеров. Потом в отместку я не вступил в комсомол. С 5 класса классным руководителем была Неллюшка. Молодая, красивая, стройная, да и спортсменка тоже. Преподавательница русского языка и литературы. Мы были в нее все влюблены. Тут и обнаружились мои склонности к рисованию и литературе. Я писал сочинения толщиной в тетрадь. Начал посещать изостудию ДК Свердлова. Вел сначала художник Кузин, затем появился молодой Фокин из семьи того самого балетмейстера Фокина и жил он за прудом на улице Фокинской. По способностям он выделили троих. В Питер далековато, в Москве своих хватает, а вот куда-нибудь в Ярославль вы, пожалуй, поступите. И мы поступили все трое. По-разному сложились наши учебные годы. В. Бушуев благополучно, отлично закончил и «Муху» в Ленинграде. Ждахина забрали в армию, и он ушел в архитектуру. А вот я учился мучительно и трудно, преодолевая академы, разочарования, исключения, споры с преподавателями и все трудности способного ребенка. Когда я еще был на втором курсе, умер отец. Источник материальной поддержки, обладатель крутого характера, тяжелого ремня, но по-своему одаренный, он был первым, по крайней мере мне так кажется, фермером и предпринимателем на Пермской окраине. Человек, прошедший две мировые войны был мечтателем. Любил природу и хозяйствовать. После Ярославских мытарств, которым было отдано целых 10 лет, я вернулся в Пермь. Работал в разных художественно-оформительских конторах. Постепенно пришел к необходимости постоянно заниматься живописью. С 1979 года участвовал в городских, областных и т.д. выставках. В 1989 году принят в Союз художников СССР. В 2000 году состоялась моя большая персональная выставка в Пермской государственной художественной галереи. Я представил 90 живописных работ. Это было в январе. А в мае, я упаковал 30 картин, и отправился на КАМАЗе, в который меня посадили друзья из «ЛУКОЙЛ-транс», Москву. Вот уже без малого 10 лет я живу в двух городах . Делаю выставки, работаю. Вообщем живу, как умею и пока такой образ существования меня очень даже устраивает. Описать все выставки за это время в каждом из городов большая, очень большая задача, а просто их перечислять довольно бессмысленное занятие. Если получится издать книгу о себе, то в ней я обо всем и расскажу.
Внимательно слушала и записывала Ольга Кондор 
17 августа 2008 г.

22 июля 1929 года в городе Кунгур было организовано предприятие, получившее название «Производственная и заготовительная артель инвалидов «Объединение». 15-20 февраля 1941 году производственная артель «Объединение» была переименована в Кунгурскую артель инвалидов имени ХVIII партконференции.

С конца 1940-х годов художественную продукцию артели стали продавать в специализированном киоске, расположенном на перроне железнодорожной станции «Кунгур». Тогда проходящие поезда дальнего следования останавливались на станции на 20-30 минут, поэтому пассажиры и гости города могли приобрести гипсовый сувенир. Заказы на крупные партии поступали из Свердловска, Нижнего Тагила, Челябинска. Кунгурские сувениры с их непосредственностью и жизнерадостностью мироощущения стали популярным атрибутом городского быта советской страны. 

 Мастерская www.art59.ru представляет серию керамических блюд «АГИТКЕРАМИКА». 

 

1. «Инвестор, вперёд» - тираж 10 экземпляров
2. «Труд» - тираж 10 экземпляров. 

 

Блюдо изготовлено из красной глины Пеньковского месторождения методом механического формования на станке. Процесс сушки естественным образом. Обжиг изделия при температуре 700 градусов. Нанесение надписей подглазурными красками кистью вручную. Покрытие прозрачной глазурью. Повторный обжиг при температуре 950 градусов.

 Ощущаю какую-то нервозность, как будто кто-то шныряет в моих архивах... Не могу найти свой дневник, подобие лирических стихов. Теснота квартиры, отсутствие перспективы, когда ты всю жизнь быдло, человек второго сорта, раздражает, а с экранов телевизоров нам все твердят: не надо конфронтации.

Я вспоминаю свой первый этюд "На опушке леса", когда я работал в пионерском лагере в 1963 году... Он им всем очень понравился. Маленькое чудо. Но его на выставке сельского хозяйства забракова-ли. Пропагандируем, мол, коллективное хозяйство, а это – мелкособ-ственнические интересы... Все уходящее – наше будущее, лозунг партии в коллективном хозяйстве. Мог ли я тогда знать, что мы, тре-тируя частника, через 25 лет сядем с этим в лужу? 
08.02.91. Один облученный, худой бедолага с осипшим голосом (рак гортани) посмотрел обо мне телефильм и вразумлял меня: "Не рисуй девок, посадят..." Я посмеялся. Но затем мне устроили "шмон", по моим рисункам хотели понять, кто ко мне ходит.
Не потому ли мои натурщицы "без глаз" (без зрачков – Т. Ч.), как у Модильяни? Кстати, итальянцам нравятся мои работы, как мне пере-давали. 
Да, я рисую молодых, танцульки, у моих картин иронизируют: "У него, как у лисы, сто сказок, и все про курицу". 
Я противоречив: конструируя форму, решая пластические задачи, забываю о внутреннем содержании. Драматизм, экспрессионизм, буйство мазка не по мне, перед картиной я хочу отдыхать. В наш шумный век митинговости, эксцессов нужна картина-успокоение. Многие, придя домой, не любят повышенного голоса, яркого света, историй детективных убийств, критических телепередач, всего того, что раздражает, ведет к душевному беспокойству. Но в атмосфере успокоения не создашь картин. Художника надо бить по роже. Обида – это тоже стимул для творчества. Здесь тоже можно поиздеваться надо мной. Художник в своем воображении – центр Вселенной, его искусство эгоцентрично.  
...Мои картины – житие святого Рудольфа, их жертвоприношение Ильинскому. Я всегда колебался между рациональным и инстинктив-ным. Художник толпы, улицы, карнавальных зрелищ, мои картины – фантасмагории из "Королевства кривых зеркал". Линия – моя помощ-ница. Как нас загоняют в клетку стереотипов, так и я загоняю зрите-ля, как белку в колесо, в раму картины, используя линию. Жизнь не обижала? По натуре я оптимист.
***
...Художник купается в линиях. Он радуется жизни. Так рождается тема "Нелетная погода". Но по чьей вине: авиаторы загуляли или нет горючего?  
Чехов нанизывает синонимы в разговорной речи для усиления действия, а я в многофигурных композициях подчеркиваю пластику движений, используя свой зрительный запас, опять же для усиления эффекта действия. 
Этюд – несостоявшаяся картина, как зашифрованная память... Этюд – черновик, маховик ассоциаций, стимулятор творчества. Да-рить этюды – растрачивать себя, лишать воспоминаний.
Общение – источник творческого успеха. Человека надо тормо-шить, художника – хвалить. Это – стимул... Эрзя, оставшись в Арген-тине, зависел от покупателей и от своего таланта, сохранил себя как личность, устоял в своем направлении – экспрессивном, эмоцио-нальном, в подходе к модели (людям). Вряд ли в солдафонском ис-кусстве вождизма, диктата сверху он мог бы быть самим собой, его в России заставили бы служить, а не смог – посадили бы... На голод-ный паек в исправительную зону, где на потребу дня писал бы плака-ты "Пятилетку в четыре года!", "Ударный труд – залог освобождения!". Перебитые пальцы из-за миски супа – и прощай, ваятель! 
Я вспоминаю 1979 год, когда нарисовал и выставил своих мужиков: «Сельская свадьба». В прессе – молчание, как мычание. Или пописывали в обкоме в отделах по искусству нелестные отзывы обо мне. Тайное досье. Вспоминаю второго секретаря райкома: «Картины хорошие, но мало в них идеологии». Сколько лет прошло, и только сейчас понимаю, что моя картина была укором большевизму – из ХХ века.
Но почему крестьянство поверило в декрет Ленина: земля остается народу на вечные времена, без всякого выкупа? 
***
В дорогах, в ожидании поезда, самолета, на автостанции, на теп-лоходе я всегда был предоставлен самому себе. Желание закрепить впечатление толкало на фиксацию событий – появились первые до-рожные зарисовки. Постепенно рисовать вошло в привычку, быстрее проходило время, исчезало раздражение на длинные ожидания. 
Мне никогда не позировал кто-нибудь специально, я не умел доса-ждать людям просьбами и рисовал, торопясь успеть схватить ситуа-цию. Это были карандашные наброски на малоформатных листах. Как я тогда, да и потом, завидовал рисовальщика прошлого – Пас-тернаку, Лебедеву, Тырсе, глядя на несовершенство своих работ. Но именно эти дорожные упражнения помогли мне приобрести опреде-ленные навыки схватывания натуры, развить быстроту рисунка...
***
Раньше жажда творчества шла от обособленности, выход с этюд-ником давал приятное времяпрепровождение, душевную стойкость перед иными соблазнами, добровольное одиночество. Сейчас пони-маю: рисуется хорошо тогда, когда душевно здоров, когда чувствуешь связь с миром и нет духовной изоляции. Творчество – и утверждение себя в обществе, и стремление выразить свое отношение к жизни. Мне искренне жаль тех, кто не выдерживает многолетней преданно-сти живописи и под воздействием сложностей быта, слабоволия из-меняет ей.
***
Бывает, как толчок в сердце, остановившая на бегу мысль: время уходит, и невозвратны люди, составлявшие его богатство. Однажды в краеведческом музее, стоя перед фотографиями ветеранов, я вдруг понял, как много ярких лиц прошло в жизни мимо меня. Надо торо-питься видеть их, живущих и творящих, надо, не уставая, говорить о тех, кто красив неброской красотой своих дел. Это я и пытаюсь, в ме-ру сил, делать своими работами.
***
Иногда бывает и так, что близкий к завершению холст стоит полго-да, но появилось интересное лицо, и начинаешь вводить его в карти-ну, переделывать всю композицию.
***
...Некоторые считают, что когда я повзрослею и отойду от прими-тива, то стану рисовать хуже, потеряю себя. Другие хотят видеть ме-ня вечно в колыбели примитива.
Я же, увлекшись портретами, мечтаю о жанровой групповой карти-не, которая, как повесть по сравнению с рассказом-портретом, позво-лит расширить повествование, показать столкновение различных на-строений, углубить психологический план и передать богатство цве-товых отношений. Все это, несомненно, потребует более высокого уровня исполнения, к чему в самодеятельном искусстве надо идти и идти самому.
***
Я не стремлюсь к всеобщему признанию. Мне приносит душевное спокойствие признание того, что есть друзья и знакомые, хорошо по-нимающие мои картины. И все-таки, как вспышка гармонии с жизнью, такой, к примеру, эпизод, когда рыбаки из дальней деревни пришли с просьбой нарисовать их пруд, закат над ним и окружающий лес, что-бы все увидели эту красоту. ...У каждого должна быть песня. Она складывается, когда есть душевная потребность петь. Но, даже самая хорошая, может ли она существовать без слушателей? Хочется, чтобы от моей песни звучала радость и в других сердцах